Читаем без скачивания Хемлок Гроув [любительский перевод] - Брайан МакГриви

– Пообещай мне кое-что, – сказала она. – Обещай, что ты не позволишь зайти этому слишком далеко. Обещай, что не дашь ему совершить какую-нибудь глупость.

Питер сделал непроницаемое лицо и улыбнулся про себя: он наслаждался церемонией и впечатлением от даваемых обещаний, независимо от того, собирался ли их выполнять.

– Обещаю, я не позволю этому случиться, – сказал он.

Они молчали посреди галдящего кафетерия. Она закинула под столом ногу на ногу, намеренно задев его голень, за что лживо извинилась, но он не обратил внимания, заставив ее желать пнуть его. Затем она обнаружила, что задела ножку стола, и на лице появилось выражение, совершенно обратное тому достоинству, что она чувствовала внутри.

– Можно спросить? – начал Питер.

Она кивнула.

– Что ты можешь сказать о маме Романа?

– Тетя Оливия? А что?

– Любопытно.

Еще бы, уверенно решила она. – А что ты хочешь знать?

– Что ты знаешь о ней?

Она задумалась и пожала плечами. По правде, ничего. Никто не знал. В 80-х Джей Ар не видел возможности конкурировать с китайцами и решил перейти от промышленности к биотехнологиям. Он отправился изучать некоторое оборудование и вернулся помолвленным с самой красивой и презираемой женщиной в истории города.

– Где они познакомились? – спросил Питер.

– В Англии, я думаю.

– Она оттуда родом?

Она не была уверена.

– А что с ее родней?

Она пожала плечами.

– Как думаешь, есть шанс, что твой папа знает больше про эту историю?

– Возможно. Он был ее психиатром.

Выражение лица Питера не изменилось, но появился вдохновленный коварный блеск.

– Не думал, что здесь  можно порыбачить[2], ища чем заполнить некоторые дыры, – сказал он.

– Двузначная метафора! – ответила она.

Он взглянул на нее так, что каким-то образом заставил почувствовать себя глупой, хотя это именно она использовала двузначную метафору. Что за парень!

– Что ж, не думаю, что жизнь становилась интереснее, – сказала она.

– Жизнь всегда интересна, – отозвался он.

– Ты украл это с постера какого-то фильма?

Он открыл коробку «Крекеры Джека».

– О, можно я найду приз? – попросила она.

Он протянул коробку, расширив отверстие, и она, закрыв глаза, залезла туда рукой и достала пластиковый пакетик.

Питер смотрел на приз и молчал.

Открыв глаза, она произнесла: – Хм, странно.

Она держала розовое полупрозрачное пластиковое колечко, немного утолщенное в середине, как схема планеты на орбите. Змея – змея, пожирающая собственный хвост.

Питер протянул руку, и она отдала ему кольцо. Он открыл его: – Надень его. Это на счастье, – сказал он.

На другом конце комнаты Роман наблюдал, как Лита протянула свою руку, и Питер надел что-то ей на палец.

В тот же полдень доктор Шассо в атриуме Института Биомедицинских Технологий Годфри ожидала разговора с директором. За стойкой в приемной стоял маленький человек в розовой ковбойской рубашке с хрустальными пистолетами на плечах, бегло просматривающий развлекательные журналы со светскими сплетнями. На мраморном полу у входа был выгравирован знак омеги между двумя  горизонтальными линиями.

Она спросила, что означает этот рисунок. Человек за стойкой по- жал плечами. Он облизал палец и перевернул страницу журнала.

За ее спиной, со стороны лифтов, раздался звук шагов, и, обернувшись, она увидела мужчину лет сорока на вид, хотя на самом деле ему было пятьдесят. В черных волосах уже проглядывала седина – свидетельство его настоящего возраста, а лицо несло отпечаток полиэтнической смеси. Через костюм проступала необычайно плотная мускулатура. Он протянул ладонь. Его руки были маленькие, по сравнению с остальным телом, и почти по-женски нежными, и, что любопытно, без мозолей, свойственных всем культуристам.

– Доктор Йоханн Прайс, – представился он, в голосе чувствовалась чрезмерная гладкость, а улыбка тут же напомнила ей растекающуюся радугу в луже нефти.

– Доктор Клементина Шассо, – ответила она.

Служащий за стойкой, хлебнувший диетическую колу, неожиданно подавился и выплюнул ее обратно в бутылку. Они взглянули на него. Он ткнул в свой таблоид:

– Он женится на этой шлюхе!

Прайс спросил Шассо, не возражает ли она побеседовать за ланчем. Шассо ответила, что не против, и Прайс проводил ее наружу, во двор здания. На лужайке был огороженный закуток, окруженный аккуратно ухоженным садом камней, вьющимся спиралью, как раковина улитки. Она проследовала за ним к белому фургону на стоянке, с тем же символом омеги на двери.

– Иероглиф, он для красоты, – ответил Прайс, предупредив на долю секунды заданный ею вопрос. – Адаптирован из кодекса самураев: неважно насколько долог путь, он должен осуществляться шаг за шагом, подобно ползущему червю.

Она взглянула снова и увидела, что это было буквальной визуализацией описываемого процесса.

Он вынул связку ключей и, нажав кнопку, открыл фургон.

– По правде говоря, этот перерыв на ланч – самый длинный отдых из тех, что у меня были на этой неделе, – сказал он.

Она посмотрела на Белую Башню.

– Это не сводит вас с ума?

– Имя Ноа Дреснер вам о чем-нибудь говорит?

Не говорило.

– Он был архитектором института, строительство которого стало делом всей его жизни. Дреснер был сродни Ахаву [3]сакральной геометрии: последовательность Фибоначчи, геомагнитные выравнивания, все эти фокусы-покусы. Его целью было выстроить свое наследие, граничащее с осью мира: соединительной точкой между землей и небом. По завершении своего детища он хотел подняться на лифте на высший уровень, но ему это не удалось, он умер на пятом этаже от кровоизлияния в мозг.

Шассо догадывалась, что это не совсем ответ на ее вопрос.

Прайс постукивал по боку фургона костяшками пальцев. Шаг за шагом.

Они переместились в первоклассный азиатский ресторан рядом с торговым центром.

– Говорят, их суши-шеф очень хорош, – сказал Прайс, усаживаясь. – Сам не знаю. Если вы скажете, что соус тартар поверх пенопласта – объедение, скорее всего, я вам поверю. Для меня это все лишь глюкоза. Кстати, я не азиат.

– Вы германо-бразилец, – сказала Шассо. – Родились на три месяца раньше срока, но после впечатляющего побега из вашего собственного инкубатора, вам было диагностировано состояние миотонической гипертрофии. Суперсила, если простым языком. И у вас аллергия на арахис.

– Вы читали воскресный «Times», – ответил Прайс, ссылаясь на статью в нью-йоркском журнале «Times» прошлой зимой, озаглавленную «Человек и Сверхчеловек» темой которой был он сам, – своего рода кремовая прослойка между коржами торта, сфокусированная на сенсационных аспектах его биографии, которым он порой подчинялся, чтобы прятаться на виду, отвлекать внимание от возникающих проявлений необычайной чувствительности.